Автор Диана Удовиченко

Расскажу я вам про косаток. Это пиздец жуткие твари.
Косатки распространены по всему мировому океану. Самцы у них до 10 метров в длину, и до 8 тонн весом. Самки чуть меньше.

И они невероятно умные. Обладают тактическим и стратегическим мышлением, умеют договариваться между собой, живут большими семьями.

Вот, например, решили косатки поохотиться на рыбный косяк. И человек пятнадцать косаток растягиваются в цепь, плывут, море прочесывают. Нашли косяк — сгоняют его в кучу, окружают, и по очереди в эту толпу — нырь, и хвостом хуячат, чтобы рыбу оглушить. Потом жрут спокойненько.

На морских львов уже охотятся по-другому. Эта дурмашина выбирает место, где загорают морские львы, разгоняется, прет по морю, и с воплем:
— Ага, бляди, не ждали! — выбрасывается на берег. Всей тушей на львов этих бедных.

Морские львы, они ж ленивые, жирные, пока чего сообразят, косатка их уже десяток передавила к херам, и жопой-жопой уползла обратно в море. Они только «хрю» успевают сказать, а уже сожраны, не приходя в сознание.

А если вдруг на льдине плывут пингвины или тюлени какие — косатки подныривают под льдину, хуячат по ней, и готовенького пингвина ловят прямо в пасть.

Если же льдина большая, эти хитровыебанные существа выстраиваются в шеренгу, и хвостами так: херак-херак, красиво и одновременно, как команда по синхронному плаванию. Создают волну, которая смывает бедолаг пингвинов в море. Ну и кушать подано.

Косатка никого не боится. И правильно: конкурентов в океане у нее нет. Так что косатка даже охотится иной раз на китов. Но в этом мероприятии участвуют только самцы. Толпой набрасываются на кита, и стараются вцепиться ему в горло — волки ебучие, а не косатки.

— Не лезь, я краснокнижный! — орет кит.
— Похуй, я тоже, — отвечает косатка, вися у него на горле.

Семейные отношения у косаток шикарные. Самцы у них очень верные и преданные, жизнь свою готовы отдать… за маму, не за жену. Потому что бабы-косатки — самые настоящие эгоистичные яжмамки. Они сыночков рожают не для того, чтобы какая-то сука их от мамы увела. Нет уж, сыночек с мамой должен остаться до пенсии.

— Мама, я жениться хочу, — говорит иной раз сынок.
— На ком? На этой лохудре, что ли? Нет, сыночка, не для того я тебя рожала, мучилась, ночей не спала, когда у тебя животик болел. Не для того я тебя всем океанским премудростям обучала, чтобы отдать этой блядешке. Ты иди ее оплодотвори, и возвращайся к ужину. А то мама переживать будет.

Поэтому и семья косаточей бабы состоит из детишек малых и взрослых сыновей. А дочек, как подрастут, косатка посылает подальше:
— Взрослая уж девка, иди, сыновей нарожай, и создавай свою семью. Ишь, захребетница.

Дочери уплывают, и создают такие же семьи. Но все они подчиняются старшей маме. У косаток строгий матриархат.

Мамы у косаток вообще суровые. Они обучают сыновей всем премудростям охоты, причем в каждой семье свои тактические приемы и свой стиль.

Особенно мне нравится, как мамаши учат охоте на морских львов.
— Сынок, видишь, там вон зверюшки на берегу сидят?
— Вижу.
— Так ты давай разгоняйся, и прыгай на берег.
— Как это, мам?
— Как-как… Ну так вот на берег и хуйни всей тушей.
— Не, мам, я боюсь.
— И это мой сын! Стыдобища! — злится мамаша, и сама выкидывает чадо на берег.

Ждет немножко, наблюдает, слезет сынок обратно в воду или нет. Если нет, матерясь, стаскивает его сама. Дает отдохнуть, и снова швыряет на берег. Так пока не научит. Напоминает, как некоторые человеческие родители детей плавать учат, да?

А на людей косаткам абсолютно плевать. Они людей пищей не считают. Могут проявить агрессию в неволе, и грохнуть человека — а пусть не лезет. Но это из-за стресса, болезни, а не от голода. Могут напасть на корабль, чтобы отомстить за убийство или пленение родственника. Убивают, но не жрут. Считают ниже своего достоинства. И слава богу.

Дивные зверюшки, в общем. Я их все равно боюсь. Хорошо, что они по суше не ходят. Иначе нам бы пиздец.

Жил-был в Дании Питер Фройхен (иногда его называют Петер Фрейхен). Родился в 1886 году, мама у него была датчанка, а папа - юрист... То есть, ошиблась: добропорядочный еврейский бизнесмен.

Мальчик вымахал большенький, двух метров ростом. Еврейский папа надеялся, что сын пойдет по его стопам, и станет изучать финансы. Но Питер поехал в Копенгагенский университет, посмотрел на это вот все, и говорит:

— Ну на хуй, тоска такая, пойду в медики, там хоть на трупы в анатомичке посмотреть можно.

— Что ж, — отвечает папа, — Тоже хорошая профессия. Может, дантистом станешь или проктологом. Без куска хлеба не останешься: зубы и жопа есть у всех.

Однако через два года Питер окончательно заскучал, даже трупы его не утешали. Он бросил универ, и в 1906 году со своим другом Кнудом Расмуссеном отправился в Гренландию. Тогда были в моде арктические экспедиции.

Прибыл Питер в Арктику, обрадовался.

— Вот это, — говорит, - по мне. Сотни километров ледяных просторов, народу мало, свобода, короче!

Увидел инуитов, один из эскимосских народов, и обрадовался еще больше.

— Вот это настоящие люди! Глянь, Кнуд, как они тут выживают, во льдах-то!

Два года датские викинги провели среди инуитов. Питер так влюбился в них, что изучил язык, обычаи, научился строить иглу, охотиться на моржей и тюленей.

Через два года закончилась жрачка.

— Поехали домой, — предлагает Кнуд.

— Не, ты вали, и возвращайся с припасами, а я еще тут отдохну, мне понравилось, заебатый куророт, — отвечает Питер.

Расмуссен уехал, а Фройхен решил испытать себя на выносливость, и свалил от инуитов. Жил один почти два года, добывал еду охотой. Однажды увидел его белый медведь, слегка охуел и принял за моржа. Из-за усов, наверное. Стали они драться, Питер медведя замочил. Сшил себе из него шубу, гордый такой. А тут Кнуд возвращается с хуевой тучей провианта и всего такого.

— Я на своей шкуре испытал, как тяжело быть инуитом, — говорит Фройхен. — Давай им что ли магазин откроем.

Открыли они факторию, с товарами первой необходимости: продукты, оружие, горючее. Выменивали их на пушнину, причем давали хорошую цену, а вовсе не наебывали местное население. В факторию потянулись поставщики товара, другие арктические экспедиции, стала она перевалочным пунктом для полярников.

— Вы почему эскимосов не наебываете? — удивлялись приезжие.

— Мы вам не миссионеры, — сурово отвечал Питер, и показывал кулак.

Связываться с двухметровым чуваком, наряженным в шкуру белого медведя, никто не хотел: все полярники вели себя с инуитами прилично. А Питер женился на инуитке по имени Мекупалук. Очень любил ее, на руках носил, буквально. Жена родила ему сначала мальчика, назвала Мекусак Аватак Игимакссусукторангуапалук. А потом девочку, с нежным именем Пипалук Еттэ Тукумингуак Касалук Палика Хагер

— Эм… Ну чо, заебись имена, — сказал Фройхен. — Главное, простые и понятные.

Как-то повез он жену с детьми в Копенгаген.

— Что-то жарковато тут, — сказала Мекупалук. — И почему-то никто не хочет обращаться с нашим детям по имени. Невежливые датчане какие-то.

— Да уж, — нахмурился Питер. — Еще толпа везде, а мясо живет в супермаркете. Ну нахуй, поехали обратно.

Так и жили: Мекупалук растила детей, а Питер торговал с ее земляками, мотался по арктическим экспедициям. Опроверг, например, гипотезу американца Пири о том, что на севере Гренландии есть пролив.

Все было бы заебись, но жена его умудрилась подхватить грипп-испанку. И после 10 лет счастливой семейной жизни умерла.

Фройхен погрузил ее на сани, повез в местную церковь, к священнику из миссионеров, чтобы похоронить на церковном кладбище.

— Никак нельзя, сын мой. Обряд проводить не буду, — уперся священник. — Твоя жена некрещеная.

— Мудак ты, а не священник, — ответил Питер, и тут я с ним согласна. — Я сам ее похороню, а ты попробуй мне помешать.

Священник мешать не стал, не самоубийца же, однако, и не помог тоже. Фройхен и раньше не жаловал миссионеров, а после этого вообще стал противником церкви.

Чтобы Фройхен не горевал, Расмуссен затеял новую экспедицию. Питер оставил детей с родственниками жены, и попиздовал вокруг всей Арктики, через Гренландию, Канаду, Берингов пролив. Гуляли они так три года. Когда уже довольные возвращались домой, случилась снежная буря, Питер умудрился отстать от экспедиции. Мело жутко, он забрался под нарты, и уснул.

Просыпается — метель-то кончилась, но его снегом занесло по самое не горюй. От его дыхания снег подтаял, замерз обратно, и сидит он теперь под нартами, в ледяной пещере, на манер какой-нибудь ебучей спящей красавицы в хрустальном гробу. Фройхен попробовал стену пробить — бесполезно. А все инструменты — на нартах, в багаже. Но туда пробиться нереально.

Что же сделал этот замечательный человек? Он насрал. А потом из получившегося материала вылепил зубило. Пока тепленькое. Долго ждал, когда оно застынет и затвердеет. Этим зубилом Питер проковырял дорогу на волю. Инструментом из говна. Возможно, там еще были палки. Тогда из говна и палок.

Но это еще не самое охуительное. Фройхен вылез, пошел догонять экспедицию. Добрался до временной базы, разделся, смотрит — а пальцы-то на ноге отморожены.

— Ишь бы, блядь, незадача какая, — огорчается Питер. — Ну ладно. Зря я, что ли, два года в медицинском отмантулил…

Он удалил себе пальцы плоскогубцами и молотком. Не спрашивайте, как, я не знаю. Может, то самое зубило тоже в процессе участвовало. Главное, Фройхен был убежденным трезвенником, а на базе имелся спирт. Но он даже не отхлебнул, чтобы хоть как-то обезболить процесс. Принципы, видите ли, дороже.

Вернулся Питер в свое иглу, к детям, и все бы ничего. Но в 1920 году заблажил датский король:

— Это как так, блядь, датчане в Гренландии живут, а территория не датская? А налоги короне платить Пушкин будет? То есть, Андерсен, я хотел сказать.

И послал туда представителя короны, присоединив побережье Гренландии к Дании.

— Понаехали тут, — нахмурился Питер. — Власти, миссионеры, плюнуть некуда, сука. Щас разведут толпу, потом супермаркетов настроят, Диснейлэндов, церквей, этих, как их, барбершопов... Делать тут уже нехуй.

И с детьми уехал в Данию.

Там пошел к врачам, ногу показать, а они говорят:

— Как-то вы некачественно пальцы удалили. Плохо учились, видать, в университете.

Отчекрыжили Фройхену ступню.

— Ну, блядь, охуеть теперь, — обиделся Питер, и пристегнул деревянный протез.

Это ему никак не мешало. Бабла в фактории он заработал много, купил себе небольшой островок Энехойе, построил дом, стал там жить с детьми. Спокойное существование было не для него, Фройхен развил бурную деятельность. Для начала он женился на подруге детства Магдалене. Дама была из богатой семьи, в приданое ей дали журнал для домохозяек «В гостях и дома». Питера назначили главным редактором, а он добился того, что журнал сделался самым популярным в Дании.

Потом Фройхен стал читать лекции об арктических экспедициях, печатать статьи в журналах, а 1927 году издал свою первую книгу о путешествиях. И капитально прославился. Этого неугомонному полярнику показалось мало, он вступил в партию социал-демократов, писал аналитические статьи в журнал «Политика».

Но даже этого Питеру не хватило.

— Скучно, бля, чего-то, — сказал он, и занялся кинематографом.

Стал писать сценарии о полярных экспедициях и жизни эскимосов. Тема была модная, в 1932 году Фройхен заключил контракт с Metro Goldwyn Mayer. Устроил съемки на Аляске. Работал сценаристом, переводчиком, занимался подбором актеров, а между делом сыграл в фильме роль главного злодея. Главные роли играли местные аборигены. Фильм имел оглушительный успех и получил «Оскара».

— Ну заебись, — решил Фройхен. — Хули мне на дядю работать?

Открыл собственную консалтинговую компанию для киностудий. Помогал снимать фильмы об Арктике. Заодно возглавил Датскую федерацию бокса, организовал «Датский клуб путешественников», устраивал туры в Гренландию, Норвегию, Швецию, Южную Африку, дважды побывал в СССР…

Короче, атомный пиздец, а не человек. Его обожала вся Дания. Да вообще полмира. Но тут в Германии пришли к власти нацисты. Дания подписала с Гитлером договор о ненападении.

— Хуйня, не верю я этому бесноватому, — сказал Фройхен.

9 апреля 1940 года фашистские войска захватили Данию.

— Ну и хули я говорил? — вздохнул Фройхен, и вступил в Сопротивление.

Там он активно работал. Прятал беженцев, занимался саботажем, разведкой. Ненавидел фашизм, и не скрывал этого. Конечно, он не мог считаться чистокровным евреем, но фашистов это не волновало. Фройхена тоже.

Когда кто-нибудь начинал вещать о чистоте расы, двухметровый Питер хватал убогого за грудки, говорил:

— Да, я еврей. И хули ты мне сделаешь?

Страдалец понимал, что щас из него все убеждения выбьют вместе с дерьмом, и затыкался.

Но в 1943 году власть полностью перешла в руки немцев, которые разогнали датское правительство. В страну ввели части гестапо и полиции. Издали указ о смертной казни всех участников Сопротивления и сочувствующих. Фройхена арестовали.

— Да щас, блядь, размечтались, — сказал Питер.

Он сбежал из заключения. Перебрался в Швецию, оттуда в Нью-Йорк. Но жена Магдалена за ним не поехала.

— Вот еще, — сказала. — Мне-то хули? Я истинная арийка, в сопротивлении не участвовала. Сиди сам в эмиграции.

— Да пошла ты на хуй, — плюнул Питер, и женился на еврейке Дагмар Кон.

Она работала в журнале «Вог» иллюстратором. Фройхен писал книги о своих путешествиях, выступал с лекциями, а когда фашистов победили, возобновил арктические экспедиции. Такой неугомонный чувак.

Появилось телевидение, конечно, Фройхен отметился и там. Пошел на интеллектуальную викторину с денежными призами, выиграл 64 000 долларов.

Однажды, когда ему был 71 год, Питер собрался в очередную экспедицию по Аляске. Прилетел на военно-воздушную базу рядом с Анкориджем. Но тут его хватил сердечный приступ. Умер он быстро.

Прах Фройхена был развеян над Гренландией, на горе Дундас, неподалеку от основанной им фактории.

Такой вот человек — белый медведь. Удивительный, могучий, умный, талантливый и совершенно бесстрашный. Один из лучших представителей мужского племени во все времена. Последний викинг. Золотой генофонд человечества.

На фото — Питер Фройхен с третьей женой, Дагмар Кон. В той самой шубе из собственноручно убитого белого медведя (прежде чем вещать: эта шуба не из белого медведя, стоит вспомнить о качестве фото того времени, а также о том, что шубе 30 лет минимум, и она могла быть не раз реставрирована другим мехом).

(Диана Удовиченко).

Однажды, года три назад, у меня на костяшках под щиколотками появились подозрительные красные пятна. А потом подобные - на суставах пальцев правой руки.
Я человек не особо мнительный, но сложив в уме мясо, бухло и знание классической литературы, однозначно получила подагру.
Прибежав в хорошую клинику, потребовала направить меня к лучшему ревматологу. К лучшему! Попав в кабинет, смело предъявила подагру, для убедительности процитировав Швейка.
Мельком взглянув на мою подагру, лучший ревматолог сдержанно фыркнул, и сказал:
- Это к дерматологу. Денег не возьму. Ступайте, и не грешите. И да, поменьше читайте, что ли.
Вернувшись в регистратуру, потребовала лучшего дерматолога.
- Лучший уходит, - сказали в регистратуре. - Пересменка у них. Бегите, может, застанете.
Лучший дерматолог оказался белокурым юношей лет тридцати. Поймав его на пороге, я умоляла остаться и непременно поставить диагноз.
- Нейродермит, - небрежно сообщил лучший дерматолог, одним взглядом окинув мою несбывшуюся подагру, - Лечение долгое, но справимся. Приходите завтра, сейчас мне некогда.
В это время его сменщица, дама сильно пенсионного возраста, сидя за столом, молча смотрела на меня и внимательно слушала коллегу. Когда юноша выбежал, дама предложила:
- А присядь, деточка. Давай я тебя посмотрю.
Отказать старушке было неудобно, да и лучший дерматолог уже ушел. Я решила остаться - пусть смотрит какой уж есть врач.
- Ручки какие у тебя красивые, с маникюром, - одобрила дама. - И ножки хорошие. Эх, молодость... А скажи мне, деточка: ты правша?
Я молча кивнула, не понимая, к чему ведет какой уж есть врач.
- А теперь вот еще, деточка, - продолжала дама. - Смотрю, ты на нерусскую похожа. Ты любишь сидеть по-турецки? И если да, то где?
Я действительно люблю сидеть на полу по-турецки, и так работать на ноуте, поэтому снова кивнула.
- Ну так вот, деточка, - резюмировала дама. - Ты не сиди на жестком полу, а сиди на ковре или там покрывале. Костяшки на ножках ты просто надавила. А ручки... Вспоминай, что травмирующее ты все время носишь в правой руке?
- Поводок, - обалдело ответила я.
- Вот и натерла, - подытожила дама. - Иди домой, деточка.
- А как же... нейродермит? - пролепетала я.
Какой есть врач вздохнула:
- Гений он у нас. Молодой еще. Лечить любит...
С тех пор я стараюсь обращаться не к самому лучшему доктору, а к самому опытному. )))
Со Всемирным Днем здоровья вас! Будьте здоровы!

(С) Диана Удовиченко